Мавлютова Галия Сергеевна

Печка- гиппокамп


рассказ


Всю жизнь меня тянуло к ярмарочной пестроте. Отчего-то люблю все яркое и модное. Хлебом не корми, дай прикоснуться к чему-нибудь экстравагантному.

Как-то пригласили меня на выставку в Союз художников на Большую Морскую. Художник весь из себя модный-размодный и тема у него на злобу дня. Тоже модная-размодная. В общем, космическая тема. Сейчас все по космосу тоскуют. Время нынче такое, видимо, на земле людям тесно стало.

Одной скучно болтаться по выставкам, взяла с собой девчонок, целых пять штук. Хорошая получилась компания, мне за пятьдесят, девчонкам слегка за двадцать. Не хотели идти, так я соблазнила женихами, дескать, на выставке мужики все богатые, с тугими кошельками. Вдруг кому-нибудь приглянетесь, может, замуж возьмут, картины напишут, прославитесь, как Сальвадородалиевская Гала.

Нарядились в пух и прах, пришли на выставку, а там толпа, бомонд, высокопоставленные лица из Союза художников, режиссеры, издатели, и просто тусовщики. Простых художников маловато, зато на столе много выпивки, водка «Стандарт» в литровых бутылках, вино в двухлитровых бумажных пакетах, капроновые стаканчики, на закуску солнечные мандарины, наверное, для придания колорита.

Антураж бедненький, картины страшненькие, я вмиг заскучала. Девчонкам тоже не понравилось. Не сговариваясь, пошли в соседний зал, шепотом поругали модного-размодного художника, втихомолку посмеялись над незамысловатым угощением и принялись рассматривать картины, посвященные Ломоносову.

У дверей висела небольшая картиночка. А на ней печка. Светлая такая, теплая. Несколько раз я застывала перед ней, как магнитом притягивает к себе картиночка. На всякий случай взяла у администратора номер телефона художника. Та обрадовалась, видимо, я была первой на выставке, кто заинтересовался искусством по-взрослому.

Мы еще немного побродили по залам и, не прощаясь, тихо испарились. На следующий день я позвонила художнику. Разумеется, он заломил непомерную для меня цену.

- Пять тысяч! – воскликнул он.
- Неееет, это дорого для меня, - протянула я, - лучше обойдусь без искусства.
- Тогда – три! – сразу сбавил тон мой абонент.
- Ну ладно, созвонимся, - я решилась купить картиночку. Три тысячи – не деньги по нынешним временам.

Но время шло, дела кружились водоворотом, а я все надеялась, что картина выветрится из моей памяти, заплывет, затянет ее ряской, но прошел месяц, затем второй, а уже ближе к Новому году я поняла, что не могу жить без печки. Снова позвонила. Художник настороженно поинтересовался, не от меня ли ему звонили двое мужчин. Нет, не от меня, горячо заверила я. До мелких интриг я еще не дошла.

- Сбавьте цену! – потребовала я.
- Да вы что! И без того даром отдаю! – возмутился художник. – Это же настоящая монастырская печка! Не сбавлю!

Четыре восклицания в один присест. Не всякой женщине под силу такое выдержать.

- Какая же это печка? Это картина, - возразила я, - а печка под сто тысяч стоит. Даже самая маленькая.
- Нет, это не картина, это печка из монастыря! Настоящая! – стоял на своем художник.

Вот уперся так уперся. Все равно при встрече заставлю сбавить цену. Не уступлю! Хоть бы на пятьсот рублей сбавил. Блок сигарет куплю. У меня табак дорогой.

Встретились на Сенной. Высокий такой, симпатичный, внешне непьющий. И даже не сумасшедший. Я снова жалобно заныла.

- Сбавьте цену, я пенсионерка, у меня пенсия шесть тысяч рублей, хоть на пятьсот рубликов, - но по его глазам поняла, что не сбавит. Ни за что не сбавит. Стоит на своем и все тут.
- Это же настоящая монастырская печка! Холст, масло! – сказал, как отрезал художник.

Такой уже не сбавит цену. Он же уверен, что продает мне печку. Не картину, нет. Для него это печь, которую он когда-то увидел. Она осталась у него в голове. И теперь он продает мне свою голову. Кусочек своего мозга. Называется гиппокамп. Этот участок мозга преобразовывает краткосрочную информацию в долгосрочную. Гиппокамп бесценен. Его невозможно оценить в рублях, долларах и даже еврознаках. Я молча протянула деньги. Он в ответ картину. Он еще попытался навязать мне свои рекомендации по поводу рамы, но я даже слушать не стала. Никак не может расстаться со своим гиппокампом.

Я хотела повесить картинку на даче, но передумала. Она висит у меня в городской квартире. Светлая такая картиночка. На первый взгляд ничего особенного. Печка и печка. Но от нее веет теплом. За окном солнце и мороз, хотя окна не видно. Чувствуется, что на улице зима, самая настоящая. Без выкрутасов. Без январских гроз и ливней. Заслонка закрыта, но печка топится. Она ощутимо пышет жаром.

Когда я возвращаюсь домой из петербургской слякоти, из промозглого морока, первым делом смотрю на картину. Нет. Это не картина. Это настоящая монастырская печка. Она согревает меня высоким теплом настоящего чуда. Гиппокамп называется.



06.01.2012 г.


Санкт-Петербург, Россия